Под индивидуальным профилем асимметрии имеется в виду присущее только каждому данному субъекту сочетание моторных, сенсорных, психических асимметрий — симметрии. Логически оправдано ожидание трех профилей: правого, смешанного, левого. Первый — сочетание только правых, второй — левых, правых асимметрий и симметрии, третий — только левых асимметрий органов движений и чувств. Но реальная действительность сложнее. Для большинства людей характерны правые асимметрии рук, ног, зрения (прицельная способность), слуха (восприятие дихотически предъявляемых слов) и преобладание левых частей органов осязания, обоняния, вкуса, левое ухо преобладает в восприятии музыкальных звуков; левое полушарие мозга доминирует в функциях обеспечения речи и основанных на ней психических процессов. Поэтому этот наиболее распространенный в человеческой популяции профиль асимметрии следовало бы обозначить как смешанный. Но он пока продолжает обозначаться как правый на основании того, что для таких лиц характерны правые асимметрии органов движений, слуха и зрения. Как смешанный обозначается профиль асимметрии того человека, у которого правые асимметрии одних из только что упомянутых органов сочетаются с левой асимметрией или симметрией других. Скажем, праворукость сочетается с левой асимметрией слуха в восприятии речевых стимулов. Левый профиль должен бы быть противоположным правому во всем, но он едва ли существует в человеческой популяции среди здоровых лиц.

Как видно, в нашем понимании слова «правша», «левша» имеют значительно более широкий смысл, чем лишь обозначение право- или леворукости: в него входят асимметрии — симметрия парных органов чувств, определяемые асимметрией мозга особенности психики. Только условное чтобы упростить изложение, под правшами ниже имеются в виду лица с правым, под левшами — со смешанным профилем асимметрии.

Распределение правшей и левшей в человеческой популяции.

В литературе есть данные о соотношении леворуких и амбидекстров. Разноречивость объясняется, видимо, несходством использованных авторами методик, тем, что не всегда учитывался возраст испытуемых, состояние их нервно-психического здоровья, профессиональная деятельность и т. д. В нашей книге речь идет о соотношениях числа лиц с разными профилями асимметрии, установленными с помощью определения асимметрии рук, ног, зрения, слуха.

Соотношение правого и смешанного профилей асимметрии оказалось различным у здоровых (Л. Г. Федорук) и у больных шизофренией [Введенский Г. Е., 1982, 1983], пограничными нервно-психическими заболеваниями [Зорин Н. А., 1986], эпилепсией. Т. И. Тетеркина (1985) установила, что правый профиль асимметрии имеется у 39,6 % здоровых и у 17,8 % больных эпилепсией, смешанный профиль — у 60,4 % здоровых и у 84,5 % больных эпилепсией. Самое же главное в полученных ею данных состоит, пожалуй, в обнаружении левого профиля асимметрии только у больных (0,7 %). Интересно, как у здоровых и у больных эпилепсией составляется смешанный профиль асимметрии. Праворуких здоровых оказалось 86,8 % и больных эпилепсией — 73,6 %. Но правый по всем 4 изученным парным органам профиль асимметрии (руки, ноги, зрение, слух) среди здоровых обнаружен только у 39,6 %. Это означает, что много праворуких здоровых людей являются левшами в функционировании других парных органов. Так, у 7,3 % здоровых выявлена левая асимметрия слуха и у 22.6 % — симметрия слуха в дихотическом прослушивании слов. Левая асимметрия зрения обнаружена у 22,6 % здоровых лиц.

У здоровых реже, чем у больных, представлены левые асимметрии и симметрия всех изученных парных органов. Так, в слухе левая асимметрия у здоровых меньше, чем у больных, почти в 2 раза: 7,3 % и 13,6 % соответственно. Симметрия рук у здоровых выявляется реже, чем у больных, более чем в 2 раза: 9,4 и 20,7 %.

Подобные данные в пользу большего относительного числа левых асимметрий и симметрии по всем изученным парным органам у больных шизофренией по сравнению со здоровыми получены Г. Е. Введенским: левая асимметрия слуха им обнаружена при дихотическом прослушивании у 8 % здоровых лиц и у 70 % больных шизофренией, левая асимметрия рук — у 4,5 и 12,5 %). левая асимметрия глаз — у 23,5 и 40 % соответственно. У больных эпилепсией число сочетаний правых — левых асимметрий и симметрии в 2 раза больше, чем у здоровых лиц: 32 и 16 % соответственно [Тетеркина Т. И., 1985].

Выявились различия профилей асимметрии у здоровых и у больных эпилепсией мужчин и женщин [Тетеркина Т. И., 1985]. У здоровых женщин правый профиль асимметрии выявлялся в 2 раза чаще, чем у здоровых мужчин: 25 и 51,7 %, а смешанный — чаще у мужчин (75 %), чем у женщин (48,3 %).

Обнаружено также различие профилей асимметрий у мужчин и у женщин по следующим признакам: мужчины здоровые от больных отличаются в меньшей степени, чем женщины. Так, правый профиль у здоровых мужчин составляет 25 %, у больных — 19,4 %; у женщин же во время болезни правый профиль обнаруживается в 5 раз реже: 51,7 и 10,9 % соответственно. Смешанный профиль асимметрии у больных мужчин меняется в сторону увеличения в меньшей степени, чем у женщин. Еще более важным представляется появление левого профиля асимметрии только у больных женщин — 1,4 % числа больных женщин, причем левый профиль асимметрии отмечен только у больных женщин с поражением левого полушария мозга.

Приведенные данные свидетельствуют в пользу того, что среди здоровых лиц возможны, вероятно, два профиля асимметрии: правый и смешанный; левый же профиль асимметрии, отсутствующий среди обследованных здоровых лиц, обнаруживается у больных с патологией мозга, особенно при повреждениях левого полушария. Левый профиль асимметрии при поражениях мозга наиболее вероятен у женщин.

Асимметрии в филогенезе

Асимметрия функций полушарий не является уникальным свойством головного мозга человека. Она обнаруживается и у животных. Советскому исследователю В. Л. Бианки принадлежит первая в мире монография (1985), систематизирующая данные, полученные «главным образом на млекопитающих, а также на птицах, но в отдельных случаях упоминаются факты, относящиеся к рыбам и насекомым».

Различая асимметрию мозга индивидуальную (доминирование одного из полушарий каждой особи, но отсутствие полушарной специализации, характерной для вида) и видовую (видоспецифическая латерализация доминирующего полушария), В. Л. Бианки говорит о существовании последней у животных. Перечисляет примеры латеральной специализации мозга животных: у кошек обнаружено доминирование (в зависимости от условий) правого или левого полушария по величине вызванных потенциалов; У крыс при обучении выявлена «определенная закономерность, динамизма латерализации, подчиняющаяся правилу право — левого смещения: при непрочном условном рефлексе доминировало правое полушарие, а после его упрочения — левое»; при исследовании эмоций, как правило, «более эмоциональным оказывалось правое полушарие, преобладающую роль в контроле помехоустойчивости зрительной системы также играло правое полушарие, в то время как моторный контроль осуществлялся преимущественно с помощью левого полушария»; у гибридных мышей обнаружено «предпочтение» правой передней конечности; у канареек «левое полушарие доминировало в осуществлении моторного контроля вокализации». На основании всего приводимого материала В. Л. Бианки заключает, что функциональная асимметрия является «общей фундаментальной закономерностью деятельности мозга позвоночных».

В. Л. Бианки не ограничился описанием асимметрии мозга только животных, впервые им предпринята попытка сравнить асимметрии мозга животных и человека; отмечаются ее общие (для человека и животных) черты: формируется к моменту рождения и далее «претерпевает определенное развитие: она может усиливаться, становиться более устойчивой, инвертировать, но способна и ослабляться. В старости асимметрия обычно уменьшается». Подчеркивается «принципиальное совпадение данных, полученных при исследовании полового диморфизма межполушарной асимметрии у людей и у животных», — мозг мужчин и самцов животных более асимметричен, чем мозг женщин и самок животных. Сравнивая принципы обработки информации, предполагающиеся как свойства правого и левого полушарий мозга. В. Л. Бианки отмечает «принципиальное сходство» результатов исследования человека и животных.

Обсуждается вопрос об «определяющих факторах и причинах, вызвавших формирование в эволюции полушарной доминантности». В. Л. Бианки развивает мысль, высказанную им раньше о том, что «латеральная специализация» возникла в эволюции не в связи с появлением речи и праворукости, то есть она не обусловлена трудовой деятельностью. Ведь, действительно, речь, как и праворукость и все другие проявления, выражают собой асимметрию мозга, а не являются ее причиной. В. Л. Бианки предполагает, что «церебральная асимметрия у животных может выступать по отношению к латеральной специализации функций в мозге человека лишь в качестве известной биологической предпосылки». Иными словами, та линия эволюции мозга, которая заключалась в постепенном нарушении симметрии функций двух половин мозга и на уровне человека определила формирование сознания и, следовательно, становление человека как социального субъекта, обнаруживается в животном мире задолго до появления человека. По-видимому, и у животных есть нечто, аналогичное индивидуальным профилям асимметрии человека. Из перечисления видовой асимметрии видно, что и у животных имеется тенденция к правой асимметрии двигательного поведения, доминированию левого полушария в вокализации. Вместе с тем приходится предположить, что становлению человека предшествовали какие-то принципиально иные (по сравнению с животными) расхождения функций полушарий мозга. Остается вопрос: какие новые свойства организации работы мозга как парного органа сформировались в ходе эволюции.

В. Л. Бианки предлагает индуктивно-дедуктивную гипотезу функциональной асимметрии мозга. При этом индукция и дедукция представлены как «фундаментальные методы отражения и познания окружающей действительности... и определяют и латерализацию высшей нервной, деятельности». Этой гипотезой, по мнению автора, объясняются все дихотомии «относительно частных принципов обработки информации, которые в данном случае следует рассматривать как ее следствия». В числе дихотомий при этом оказываются, в частности, восприятие пространства и восприятие времени, «латерализованные», по мнению автора, в правом и левом полушариях. В более ранней работе В. Л. Бианки (1980) в основе появления в эволюции латеральной специализации мозга предполагал «какие-то общие факторы»: ориентировка в пространстве и во времени, а также «анализ предметов по их абсолютным и относительным признакам».

Остаются нерешенными многие вопросы. Например, формируется ли ориентировка у животного лишь при наличии того, в чем ему следует ориентироваться (пространство и время)? Вне последних не может быть и «внешней среды» животного. Могут ли определять «латерализацию высшей нервной деятельности» индукция и дедукция — «основные способы рассуждения (умозаключения)». Потому ли полушария мозга стали асимметричными, что обрабатывают информацию индуктивно и дедуктивно, или потому они обрабатывают информацию различно, что в ходе эволюции стали асимметричными?

Литература об асимметрии мозга животных продолжает пополняться. Обнаружено явление «однополушарного сна» у дельфинов. Оно основано на изучении электроэнцефалограмм. Медленные волны возникают то в одном, то в другом полушарии мозга при одновременном развитии в противоположном полушарии электрической активности, характерной для бодрствования. С помощью вживленных электродов выявлены три стадии цикла сна — бодрствования: бодрствование, поверхностный медленноволновый сон, глубокий медленноволновый, или дельта-сон; в отличие от других млекопитающих у дельфинов (азавок и афалин) характер электрической активности двух полушарий мозга оказался асимметричным [Мухаметов Л. М., Супин А. Я., Строкова И. Г., 1970; Мухаметов Л. М., Поляков И. Г., 1981].

Функциональная асимметрия мозга рассматривается как одно из условий, необходимых для реализации процессов высшей нервной деятельности человека и животных [Кураев Г. А., 1983; Кураев Г. А., Сорокалетова Л. Г., 1985]. Приводятся данные в пользу существования корреляции между «моторной и сенсорной специализацией полушарий» мозга у кошки [Кураев Г. А., 1985]. Популяционно-феногенетический подход к асимметрии животных представлен в монографии В. М. Захарова (1987): «Истинная межполушарная асимметрия» предполагается среди «многочисленных факторов, влияющих на явление моторной асимметрии», обнаруженной у крыс «при выполнении различных манипуляционных движений передней конечностью» [Микляева Е. И., Куликов М. А., Иоффе М. Е., 1987].

Асимметрии в онтогенезе

В литературе описаны моторные, сенсорные и психические асимметрии. Больше данных, касающихся моторных асимметрий. Говорится об очень раннем их проявлении.

Уже в первые сутки у новорожденного, поддерживаемого вертикально с сомкнутыми ножками, первый шагательный рефлекс (движение вперед) осуществляется чаще правой ножкой [Melekian B., 1981]. В первые недели после рождения преобладают повороты головы вправо. У 65 % младенцев голова, установленная в положении прямо, поворачивается вправо, и у этих детей в последующем отмечается праворукость; у 15 % преобладают повороты головы влево, у остальных не отмечается преобладания [Michel G., 1981]. У 89 новорожденных в возрасте 2–4 дней исследовали спонтанные повороты головы, реагирование движениями ног на одновременное тактильное раздражение дорсальной поверхности ступней, шагательный рефлекс, тоничный шейный рефлекс; преобладали правые асимметрии, особенно у младенцев, родившихся в семьях, где не было левшей [Gioni G., Pellegrinetti G., 1982]. Начиная с 2 до 26 недель увеличивается частота одновременных движений рук и ног [Thelen E. et al., 1983].

Данные о становлении не только моторных, но и сенсорных и психических асимметрий и их сочетаниях — индивидуальных профилях асимметрии в онтогенезе остаются несистематизированными.

Есть указания на ранние проявления сенсорных асимметрий. У новорожденных и младенцев (5 нед) в ответ на звуки отмечена большая активация левого, а в ответ на вспышки света — правого полушария мозга [Wada J., Davis A., 1977]. Вызванные потенциалы (ВП) на шум и музыкальные звуки выражены больше в правой гемисфере мозга [Molfese D., 1973]. Активность правых конечностей (особенно руки) у младенцев ( 26–33 нед) уменьшалась при речевых воздействиях больше, чем при музыкальных [Segalowitz S. et al., 1980], При звучаний музыки учащается сердцебиение у новорожденных, и в восприятии музыки у них преобладает левое ухо [Entus A., 1975].

При дихотическом предъявлении числительных, одиночных пар слов дети 5½, 7½, 9½ и 11½ лет начинали воспроизводить те из них, которые были предъявлены на правое ухо. С возрастом достоверно увеличивается преобладание правого уха по числу правильно воспроизводимых стимулов, а левое ухо преобладает в восприятии бытовых звуков только у детей 11½ лет [Bryden M., Allard F., 1981]. При сравнении детей 7–11 лет (здоровых и глухих) оказалось меньше праворуких среди детей с глухотой, большинство их одинаково хорошо владело правой и левой рукой [Weston P. et al., 1983].

Исследовав у детей 6–7 и 11–13 лет ВП при тахистоскопическом предъявлении 4 контурных изображений, имеющих черты сходства, Д. А. Фарбер и Т. Г. Бетелева (1985) заключили, что два разных типа опознания, присущих здоровому человеку, формируются в онтогенезе неодновременно: «свойственные правому полушарию механизмы полного структурного опознания изображений формируются в период от момента рождения до  5–6 -летнего возраста. Классификационный способ опознания изображений, реализуемый в левом полушарии взрослого человека, формируется в течение онтогенеза значительно более длительное время» — в возрасте 14–16 лет.

Исследовали 14 взрослых ( 18–30 лет), 11 подростков ( 13–14 лет) и 10 младших школьников ( 8–9 лет); они должны были нажимать на кнопку на каждый 17-й стимул (независимо от стороны предъявления и вида цифр) и на 7-е появление цифры «5»; регистрировали ВП. Авторы заключают, что «полушарная специализация не присуща человеческому мозгу от рождения, а есть развивающийся процесс, проходящий через весь онтогенез. По-видимому, можно говорить о специализации полушарий лишь в связи с определенной функцией, с определенным возрастом и с определенными условиями тестирования» [Труш В. Д., Фишман М. Н., 19851.

Неустойчивостью праворукости у детей 7–8 лет Б. Г. Ананьев и Е. Ф. Рыбалко (1964) объясняют типичные ошибки пространственного различения, проявляющиеся при расположении учебного инвентаря на партах (вперед, назад, вправо, влево), сужении различимого пространства строчек при чтении, зеркальности письма (недифференцирование правого и левого направлений наблюдается чаще, чем верхнего и нижнего), трудности в овладении пропорцией в рисунке, совершении движений правыми конечностями вместо левых (при гимнастических упражнениях). Совершенствование восприятия пространства и времени сопутствует усилению разных асимметрий и их взаимодействий: «нет ни одного вида деятельности детей в процессе обучения, в котором пространственно-временная ориентировка не являлась бы важным условием усвоения знаний, навыков и умений, развитии мышления детей».

При ощупывании обеими руками без контроля зрения в течение 3 с двух неправильных фигур показано, что точность бигаптического определения фигур у школьников с возрастом повышается, фигуры лучше воспринимаются левой рукой и точность восприятия выше у мальчиков, чем у девочек [Van Blerkom Malcolm L., 1985].

Асимметрия функций полушарий мозга в обеспечении речевых процессов в детском возрасте проявляется «даже более отчетливо, чем в зрелом»: объем воспроизведения дихотически предъявляемой вербальной информации уменьшался у взрослых при поражении не только левого, но и правого полушария, а у детей — при поражении только левого полушария; больше, чем у взрослых, у детей выражен «эффект очага» (уменьшение воспроизведения стимулов, предъявляемых на контралатеральное очагу поражения мозга ухо); при поражении левой височной области воспроизведение речевых стимулов с правого уха ухудшалось у детей сильнее, чем у взрослых [Симерницкая Э. Г., 1985]. При поражении левого полушария у детей до 10 лет в слухоречевой памяти уменьшается объем воспроизведения, а после 10-летнего возраста присоединяется «повышенная тормозимость следов», которая однако не достигает «взрослого» уровня. У детей с поражением правого полушария, в отличие от взрослых, воспроизведение дихотически предъявляемых стимулов изменяется с обеих сторон: уменьшается для предъявляемых на левое и увеличивается для предъявляемых на правое ухо. По мнению автора, это свидетельствует о том, что «процессы межполушарного взаимодействия в детском возрасте имеют, по сравнению со взрослыми, и другую направленность (не слева направо, а справа налево) и другой знак (не уменьшения, а увеличения)». Нарушения перцептивных процессов при очаговом поражении мозга у детей более отчетливы, чем речевые нарушения. Нарушения зрительно-пространственных функций возникают чаще и выражены в большей степени при поражении правого полушария. Здесь у детей нарушается восприятие лиц, знакомых предметов. Восприятие реалистических изображений нарушается при поражении только правого, а схематических — при поражении того и другого полушария. Как и у взрослых, при поражении правого полушария у детей нарушаются топологические пространственные представления, при поражении левого — проективные представления и восприятие систем координат. Эти данные Э. Г. Симерницкая рассматривает как свидетельствующие о раннем проявлении асимметрии функций мозга, о постепенном развитии признаков асимметрий, характерных для взрослых.

Неизмеримо меньше публикаций о динамике асимметрий в позднем онтогенезе. Говорится об уменьшении асимметрии рук [Полюхов А. М., Войтенко В. П., 1976], о нивелировании присущей людям молодого и среднего возраста тенденции к запаздыванию ведущей руки в моторной реакции [Полюхов А. М., 1982, 1986]. Последнее суждение основано на результатах исследований, в которых испытуемые разного возраста должны были, услышав звук, быстро и одновременно снимать с контактов указательные пальцы. Время реакции у 64 % молодых правшей оказалось меньшим для левой руки, у 22 % — для правой и у 14 % — одинаковым для обеих рук; у пожилых соответственно 54, 30 и 16 %; у молодых леворуких соответственно 29, 64 и 7 %. Число праворуких в старшем возрасте, по данным А. М. Полюхова (1986), достоверно увеличивается, амбидекстров — уменьшается, а леворуких — остается бен существенных изменении.

У здоровых испытуемых ( 16–2 0, 21–52 и 72–92 лет) сопоставляли показатели динамометрии и уровень постоянного потенциала (УПП) головного мозга; разница в силе правой и левой руки при динамометрии равнялась 9 % в первой возрастной группе, 16 % — во второй и не оказалось достоверного различия в третьей группе. На основе анализа УПП левого и правого полушарий В. Ф. Фокин, Н. В. Пономарева и Е. Е. Букатина (1985) заключают: «...к старческому возрасту наблюдается явная тенденция к смене знака основных показателей распределения УПП, в том числе и к смене знака межполушарной асимметрии распределения УПП. Левое полушарие, которое у правшей молодого и среднего возраста положительно, к старческому возрасту становится в среднем более негативным, чем правое».

Описанной динамике моторных и сенсорных асимметрий в онтогенезе начальном и позднем) сопутствует, как можно думать, становление и изменение структуры психической деятельности человека, выражающей собой асимметрию функций полушарий мозга. Полученные в разных исследованиях данные приводят к мысли о необходимости смены представлений о равенстве функций полушарий мозга к моменту рождения человека [Zangwill O., 1960] взглядом, согласно которому асимметрия мозга обнаруживается и у новорожденных [Kinsbourne M., 1975]. Выявляется постоянное развитие функциональной асимметрии мозга по мере взросления человека. Простые в начале жизни проявления этой асимметрии дополняются более сложными, и это оказывается правилом для всех асимметрий человека.

В объяснениях возможных механизмов нарастания асимметрии мозга в начальном онтогенезе и ее нивелирования в позднем единства нет. В литературе обсуждается преимущественно динамика асимметрии функций полушарий мозга у детей. Меньше публикаций, в которых речь идет о состоянии функциональной асимметрии мозга у лиц пожилого и позднего возраста или оно сравнивалось бы с становлением этой асимметрии в начале онтогенеза.

Гипотеза М. Газзаниги (1974) основана на данных изучения больных после расщепления мозга. Он считает, что мозг ребенка до 2-летнего возраста как бы функционально расщеплен из-за незрелости мозолистого тела.

В возрасте до 2 лет при манипулировании предметами формирование энграмм у ребенка происходит независимо в обоих полушариях. Затем вследствие преимущественного использования правой руки лидирующая роль переходит к левому полушарию. После 2 лет начинает функционировать мозолистое тело, доминирование левого полушария усиливается, и функция пространственного анализа, первоначально локализованная билатерально, оказывается вытесненной в правое полушарие. «Вплоть до четырехлетнего возраста или около этого правое полушарие „владеет языком” столь же хорошо, как и левое... У маленького ребенка оба полушария развиты почти одинаково в отношении функций языка и речи... Вполне возможно, что разделение полушарий в очень раннем возрасте привело бы к тому, что каждое полушарие отдельно и независимо от другого смогло бы развить психические функции высокого порядка, подобные тем, которыми обычно у человека обладает только левое полушарие».

Высказывания об изменениях функциональной асимметрии мозга в позднем онтогенезе основаны на учете особенностей психики пожилого человека: быстрое забывание, невозможность удержать в сознании намерения и действия, подлежащие реализации, при все более ярко выступающем «уходе в прошлое» (оживлении прошлых восприятий и переживаний). Лучшие результаты по 10 измерениям памяти и обучаемости показали здоровые испытуемые в возрасте до 62 лет по сравнению со здоровыми испытуемыми в возрасте 67–85 лет [Bak J., Greene R., 1980].

А. М. Полюховым (1986) сформулирована «онтогенетическая гипотеза межполушарной асимметрии мозга». Согласно этой гипотезе, «происхождение асимметрии и особенности ее проявления в процессе онтогенеза определяют пять основных факторов».

1. Латерализующий фактор негенетической природы (вероятнее всего, физические воздействия слабого типа), под влиянием которого левая половина тела, а значит и левое полушарие мозга имеет некоторое преимущество в скорости эмбрионального развития, что доказано ранее. Сила действия данного фактора не очень велика. Это подтверждается тем, что для большинства билатеральных признаков, структурных и функциональных, соотношение фенотипов с левой и правой направленностью равно примерно 1:3 и 2:3.

2. Генетические механизмы, формирующие билатеральный признак, через которые реализуется влияние латерализующего фактора. Проявление (непроявление) генетической дисперсии асимметрии зависит от особенностей феногенеза каждого признака.

3. Пренатальные средовые влияния (стресс, инсульт и т. д.), вызывающие возникновение атипической (патологической) межполушарной организации, в частности, леворукости.

4. Средовые систематические (культуральные) влияния, способствующие формированию церебральной организации и функциональной специализации полушарий. Этот фактор значительно увеличивает частоту праворукости.

5. Средовые стохастические влияния, которые увеличиваются с возрастом и при возрастной церебральной патологии и проявляются дестабилизацией межполушарных отношений. Направленность асимметрии существенно не меняется, но становится трудноопределяемой; абсолютная величина асимметрии увеличивается.

В целом специфика межполушарной асимметрии в значительной степени связана со сложностью церебральной организации и структурно-функциональными особенностями определяющих ее нейрофизиологических механизмов. Каждая церебральная функция характеризуется особыми проявлениями асимметрии, поэтому можно говорить о «множестве асимметрий», хотя в действительности речь идет об асимметрии множества функций. Однако существует лишь одна причина (латерализующий фактор), способствующая приоритету левого полушария в отношении важнейших для человека функций речи, праксиса и абстрактного мышления. Это обстоятельство, как и ряд других известных фактов, позволяет вновь обратиться к забытой уже концепции «доминантности полушарий», отдавая ей предпочтение перед получившей в последнее время распространение концепцией «полушарной специализации». Специализация полушарий, безусловно, имеет место, но является при этом вторичным механизмом (результатом) с одной стороны — конкурентных внутриполушарных взаимодействий между речевыми и неречевыми функциями, с другой — постоянных культуральных влияний.

Существует мнение о том, что в позднем онтогенезе правое полушарие мозга теряет свои возможности раньше, чем левое [Borod J., Goodglass H., 1980]. Другие авторы [Caltagirone C, Benedetti N., 1983] считают необоснованным усмотрение связи между ухудшением памяти и интеллекта при физиологическом и патологическом старении, с одной стороны, и более ранней утратой функций правого полушария мозга — с другой.

Более адекватной может быть гипотеза, которая объясняла бы всю динамику функциональной асимметрии мозга в онтогенезе человека, в частности, ее нарастание в начальном и ее снижение, нивелирование — в позднем онтогенезе и, наконец, максимально яркое проявление этой асимметрии у психически здорового взрослого человека. Эта гипотеза должна, на наш взгляд, обязательно учитывать то, что только целостным мозгом (парной работой обоих полушарий) обеспечивается нервно-психическая деятельность человека.

Асимметрии у близнецов

В первом издании книги рассматривались лишь двигательные асимметрии близнецов. Здесь вопрос ставится шире: различны или сходны профили асимметрии близнецов? В литературе, к сожалению, пока можно найти только разрозненные описания некоторых особенностей анатомических морфологических и функциональных (моторных и сенсорных) асимметрий близнецов.

Близнецы могут быть как бы зеркальными отражениями друг друга по расположению внутренних органов, направлению роста волос на голове.

Максимальное выражение такой противоположности — situs inversus viscerum — встречается примерно в 0,013 % [Канаев И. И., 1951]. Чаще отмечается у одного из соединенных, например, сиамских близнецов, тогда как у другого внутренние органы в пространстве тела расположены обычно. Сиамские близнецы «являются почти точными энантиоморфами. Если одни левша, то другой правша. Если у одного волосы на макушке закручены по часовой стрелке, то у другого — против. Неодинаковые уши и зубы и так далее, проявляются у таких близнецов в зеркально симметричных формах. Отпечатки пальцев правой руки одного из близнецов больше похожи на отпечатки, снятые с левой руки брата, чем с собственной левой руки; внутренние органы одного из сиамских близнецов бывают представлены наоборот: сердце — справа, печень — слева» [Gardner M., 1967].

Интересна разнонаправленность роста волос на голове. В итоге изучения 163 пар однояйцовых близнецов O. Vershuer (1932) отметил, что в 58,9 % у обоих близнецов волосы растут в направлении но часовой стрелке, в 9,8 % у обоих — против часовой стрелки, в 31,3 % У одного — по часовой, у другого — против часовой стрелки.

Остается нерешенным чрезвычайно важный вопрос о том, существует ли какая-либо зависимость между возникновением близнецов и наличием у них зеркального ряда признаков? Пока нет удовлетворительного объяснения происхождения близнецов и того, почему они то повторяют друг друга, то оказываются или частично или полно противоположными друг другу по функционированию парных органов.

Особо важным представляется вопрос о том, существуют ли близнецы, один из которых представлял бы собой зеркальное отражение другого в том смысле, что один имеет правый, другой — левый профиль асимметрии? Ответ на этот вопрос не может быть получен иначе, как только в широких исследованиях близнецов с уточнением неравенства функций возможно большего числа парных органов движений, чувств при использовании единой методики определения моторных и сенсорных асимметрий.

В литературе больше упоминаний о леворукости одного из одно- или двуяйцовых близнецов. H. Gordon (1920) изучил 210 пар близнецов. Из 59 пар мальчиков в 47 парах оба были праворукими, в 12 один был праворуким, другой — леворуким. Из 79 пар девочек в 69 парах обе были праворукими, в 9 одна была праворукой, другая — леворукой; в 1 паре обе девочки были леворукими. Из 81 пары, составляемой мальчиком и девочкой, в 53 парах оба близнеца были праворукими, в 25 один из близнецов был праворуким, другой — леворуким; здесь уже в 3 парах и мальчик, и девочка были леворукими. Праворукий и леворукий близнецы чаще двуяйцовые (25 из 81 пары), реже однояйцовые: в 9 из 79 пар девочек и в 12 из 59 пар мальчиков. С. Спрингер и Г. Дейч (1983) пишут, что одна из каждых 4 пар близнецов состоит из право- и леворукого.

По И. И. Канаеву (1959), левая асимметрия у одного из близнецов выявляется не только в моторике рук, но и ног, а также в зрении.

Изучали 12 мужских и 8 женских пар однояйцовых, 10 мужских и 10 женских пар двуяйцовых близнецов. Определяли ведущую руку, ведущий в прицельной способности глаз; регистрировали ВП в симметричных точках задневисочной области полушарий при восприятии кратковременного освещения экрана, симметричной геометрической фигуры, комбинации букв «ДМО», хаотического набора графических элементов, слова «ДОМ», изображения дома, шахматного поля с ячейкой. Дискордантными по асимметрии рук и зрения оказались по 5 пар одно- и двуяйцовых близнецов. Левая асимметрия рук и зрения — у одного из близнецов в 3 парах; симметрия рук, сочетающаяся с левой и правой асимметрией зрения, — у одного из близнецов в 2 других парах и одно- и двуяйцовых близнецов. На основе анализа ВП авторы заключают, что генотипическая обусловленность амплитудно-временных параметров ВП проявляется в левом и правом полушариях по-разному в зависимости от вида стимула. Для параметров ВП правой височной области в целом характерен относительно более высокий уровень генотипических влияний, что проявляется с наибольшей очевидностью в ответах на пространственно-структурированные изображения. Параметры ВП левой височной области в меньшей степени генотипически детерминированы: действие наследственных факторов обнаруживается в основном в латентных периодах ответов на лингвистические стимулы [Марютина Т. М., Ивошина Т. Г., 1985].

Методом «дихотического просматривания» 3. Г. Туровская (1982) изучила 15 пар моно- и 6 пар дизиготных близнецов. «Доминантность перцептивного поля» совпадала только у 23,8 % моно- и дизиготных пар близнецов. В остальных 76,2 % пар обнаружены варианты: а) зеркальность — правый ведущий глаз у одного и левый у другого близнеца в 28,6 %; б) левая асимметрия у одного и симметрия у другого близнеца в 28,6 %; в) правая асимметрия у одного и симметрия у другого в 19 %. Правая асимметрия оказалась более характерной для женщин (90 %) и левая — для мужчин (75 %).

Зрительные функции близнецов изучались с помощью фузионной и диоптической методик. Фузия — слияние двух монокулярных изображений в единый образ; зрительно-моторная локализация фузионного образа двух фиксационных точек изучалась так, что в центре каждого экрана перед фовеальной зоной правого и левого глаз располагали точки диаметром 4 мм, и испытуемый должен был указкой показать видимую точку. У 56 % однояйцовых и у 67 % двуяйцовых близнецов, как и у других здоровых людей, оказалась правая асимметрия (видимую точку они определяли в центре правого экрана). Но в периферическом зрении близнецы чаще, чем одиночнорожденные, обнаружили нарушения в репродуктивной функции восприятия: «стимуляция височных зон часто вызывала у близнецов возникновение не фантомных образов, смещенных в контралатеральном направлении, а перцептивных, видимых не смещенными... иначе говоря, у близнецом имела место замена фантомных образов перцептивными, что обусловливается недостаточностью репродуктивной функции восприятия» [Суворова В. В., Матова М. А., Туровская 3. Г., 1984].

По результатам исследования с помощью диоптической методики (раздельного гаплоскопического предъявления сюжетных картинок) всех обследованных (близнецов и одиночнорожденных) авторы разделили на 4 группы: первая — правоглазые, из которых 52,2 % одиночнорожденных и 18,1 % близнецов; вторая — левоглазые, где одиночнорожденные составили 21,8 % и близнецы — 35,1 %; третья — симметричные, из них 26 %, одиночнорожденных и 46,8 % близнецов. В четвертую группу авторы предполагали объединить испытуемых, адекватно воспринимающих сюжетные картинки; таких среди близнецов не оказалось. У близнецов обнаруживалась чаще, чем у одиночнорожденных, левая асимметрия и симметрия рук, глаз (по прицельной способности и рассмотрению сюжетных картинок).

Асимметрии и половой диморфизм

В последние десятилетия одно из направлений в исследованиях функциональной асимметрии мозга составило изучение зависимых от пола ее различий [Отмахова Н. А., 1984; Бианки В. Л., 1985; Тетеркина Т. И., 1985; и др.].

В русском издании монографии «Левый мозг, правый мозг» американские авторы обсуждают результаты «клинических и поведенческих исследований», свидетельствующие о несходствах асимметрии мозга у мужчин и у женщин. Они подвергают сомнению правомерность рекомендаций сделать «половые различия в организации мозга» основой для разработки учебных программ начальных школ, «наилучшим образом приспособленных к возможностям каждого пола». Представляется справедливым заключительное замечание авторов: «Этот подход, однако, отрицает значение индивидуальных различий в пределах мужского и женского пола. Необходимость создания программ, лучше учитывающих способности определенных групп, понятна. Возможно, однако, состав этих групп разумнее определять по результатам индивидуального тестирования, а не по полу» [Спрингер С, Дейч Г., 19831.

В главе «Влияние половой принадлежности на психопатологию» в монографии «Церебральные основы психопатологии» [Flor-Henry P., 1983] отмечено, что у мужчин более уязвимо доминантное полушарие мозга и чаще встречаются психические нарушения, зависимые от поражения этого полушария; более свойственным мужской «нервной организации» считается аутизм — один из основных симптомов шизофрении. У женщин чаще возникают поражения недоминантного полушария и соответствующие изменения психики, особенно аффективные нарушения.

В литературе есть указания на различную частоту поражения правого и левого полушарий мозга. Во многих из этих работ не преследовалась цель выяснить сравнительную частоту поражения того и другого полушария у мужчин и у женщин. Показано, что кровоизлияние в мозг чаще у мужчин, чем у женщин: у 144 и у 69; кровоизлияние в правое полушарие — у 81 мужчины и у 69 женщин, в левое — у 63 мужчин и у 43 женщин [Канарейкин К. Ф., Бабенкова С. В., 1973]. Опухоли мозга выявляли чаще у женщин (у 60 из 109 больных), чем у мужчин (у 49 из 109); в 65 % наблюдений они располагались в левом и в 35 % — в правом полушарии [Дягилев В. В., 1985].

Трудно составить систематизированное описание различий индивидуальных профилей асимметрии мужчин и женщин. Многочисленные высказывания можно разделить на две группы. В одной утверждается, что леворуких больше среди мужчин, в другой — среди женщин.

Несравненно меньше публикаций о несходстве сенсорных асимметрий. Левое ухо мужчин более чувствительно к различению простых акустических звуков, чем правое; у женщин асимметрия менее выражена [Вольф Н. В., Цветовский С. Б. 1985].

В эксперименте с тахистоскопическим и дихотическим предъявлением словесных и несловесных стимулов преобладание правого уха (в восприятии словесных стимулов) было у мужчин, левого (в восприятии неречевых стимулов) у женщин-правшей; при восприятии музыкальных мелодий обнаружилось незначительное преобладание левого уха мужчин-правшей и значительное — у женщин-правшей, а у женщин-левшей это преобладание было незначительным [Piazza D., 1980].

Точность гаптической идентификации стимулов оказалась выше у мальчиков, чем у девочек, в возрасте 10 лет и старше [Posluszny R., Barton K., 1981]. Вкусовая чувствительность больше у женщин, хотя и у женщин, и у мужчин она острее на левой половине языка [Благовещенская Н. С, Мухамеджанов Н. 3., 1985].

Есть данные о различиях речевых и пространственных способностей. У мальчиков уже к 6-летнему возрасту правое полушарие специализируется в формировании пространственных представлений, воображения [Orsini A. et al., 1982]; в пространстве лучше ориентируются мальчики, чем девочки. В возрасте 7–8 лет мальчики успешнее решают наглядные, девочки — словесные задания [Степанов В. Е., 1981], У мужчин лучше, чем у женщин, ориентировка в пространстве, в «правом — левом», а также «пространственная визуализация» [Sanders B. et al., 1982; Fabian M. et al., 1984]. Специализация левой речевой зоны быстрее протекает у мужчин, чем у женщин, из-за специфического влияния гормональной среды на синтез белка [Brown S. W., 1983].

Большой обзор о различиях асимметрий у мужчин и женщин McGlone (1980) заключает: «Существует впечатляющее скопление данных, позволяющих предположить, что мозг мужчины может быть организован более асимметрично, чем мозг женщины, как по вербальным, так и по невербальным функциям. Эта тенденция редко наблюдается в детстве, но часто важна для зрелого организма». Она ссылается на то, что афазия вследствие повреждения левого полушария мозга отмечается у мужчин в 3 раза чаще, чем у женщин.

Есть мнение, что женский мозг подобен мозгу мужчины-левши; характеризуется пониженной (по сравнению с мозгом мужчины-правши) специализацией полушарий [Levy J., 1978, 1982].

Сравнив правые — левые асимметрии и симметрию функций рук, ног, зрения, слуха здоровых и больных эпилепсией, Т. И. Тетеркина (1985) показала, что количественный разброс сочетаний асимметрий и симметрии у женщин больше, чем у мужчин; при эпилепсии только у женщин выявился левый профиль асимметрии; сочетание правых асимметрий рук и слуха обнаружено у здоровых мужчин в 54,1 % и у больных мужчин — в 38,8 %, а у женщин соответственно в 69 % и 35,6 %; правые асимметрии рук и зрения были у 58,3 % здоровых и у 56,3 % больных мужчин, у 72,4 % здоровых и у 43,8 % больных женщин; особо широким оказался разброс сочетаний асимметрий и симметрии у больных женщин с расположением очага эпилептогенной активности в левом полушарии мозга.

О меньшей частоте леворукости — амбидекстрии среди женщин, больных шизофренией, сообщают японские авторы [Shimizu A., 1985].

У мужчин и женщин в возрасте 20–30 лет изучалась электрическая активность мозга при запоминании 1) существительных, 2) музыкальных отрывков, 3) десяти двузначных чисел. На основании полученных данных предполагается, что мозг мужчины более асимметричен, что у женщин «речевые функции локализованы в обеих гемисферах... и это приводит к использованию ими преимущественно вербально-аналитической стратегии решения даже в невербальных задачах». Говорится о «большей выраженности половых различий в ЭЭГ правого полушария». Это объясняется тем, что левое полушарие «специализировано одинаково у мужчин и у женщин, именно для аналитического, последовательного вербально-логического мышления»; правая же гемисфера, у мужчин «более специализирована в аналоговом, образном, пространственном мышлении, которое меньше представлено у женщин ввиду ее участия в речевом поведении. Другими словами, специализация правого полушария у мужчин и женщин различна» [Коновалов В. Ф., Отмахова Н. А., 1984].

В основе изложенных различий асимметрий у мужчин и женщин [Levy J., 1978] предполагают роль эволюционных факторов. Мужчины в эволюции выполняли роль охотников и руководителей, и имели преимущества те из них, кто обладал хорошими зрительно-пространственными способностями. Женщины постоянно использовали навыки, связанные с воспитанием детей, использованием речи в качестве средства общения.

Более убедительна, на наш взгляд, концепция В. А. Геодакяна (1983) о дифференциации полов как «о выгодной форме информационного контакта со средой». Речь идет о специализации «по двум главным альтернативным аспектам эволюции». Первый — генетический аспект (передача информации от поколения к поколению), обеспечивает сохранение. Второй — экологический аспект (получение информации от среды), обеспечивает изменения. Задачу сохранения генетической информации реализует больше женский пол, а изменения — мужской. Эволюционная устойчивость человеческой популяции повышается за счет сопряженных подсистем, «специализированных по консервативным и оперативным тенденциям». Эволюционные преобразования затрагивают прежде всего мужской пол: утрачивая совершенство, он приобретает прогрессивные черты. Учитывая известную необратимость эволюционных процессов, мужской пол можно рассматривать как эволюционный «авангард» популяции.

Правомерно, по-видимому, предположение: поскольку асимметрия функций полушарий является фундаментальным свойством головного мозга, определившим формирование сознания человека, то в проявлениях этой асимметрии что-то должно соответствовать консервативным (для женщин) и оперативным (для мужчин) тенденциям в поддержании эволюционной устойчивости человеческой популяции.

Функциональная асимметрия мозга в антропогенезе

Главным отличием трудовых процессов человека от орудийной деятельности животных является общественный, социально опосредованный характер, предполагающий прежде всего речевое общение, способность к формированию понятий [Выготский Л. С, 1956; Бунак В. В., 1966, 1980; Нестурх М. Ф., 1970; Леонтьев А. Н., 1977; 1981].

В изучении форм психической деятельности древних людей важную роль играют исследования в области палеопсихологии [Тих Н. А., 1966, 1970; Поршнев Б. Ф., 1974, и др.], палеоневрологии [Кочеткова В. И., 1973]. Авторы исходят из признания тесной связи между уровнем развития мозга и материальной культурой. Изготовление орудий труда по мере их усложнения требовало отвлечения от конкретных предметов и возникновения зачатков абстрактного мышления [Урысон М. И., 1965]. Все увеличивающийся разрыв во времени между идеей — целью и программой с одной стороны и реализацией деятельности по ее выполнению — с другой определял необходимость сохранения и передачи (от поколения к поколению) социального опыта, целевой установки, устойчивого представления формы и характера требуемых (но пока отсутствующих) орудий. Только при формировании перечисленных условий в первобытном обществе могла быть обеспечена примитивная стандартизация орудий, создание эталонов, первобытной технологии с активным изменением (в случае надобности) форм орудий [Ладыгина-Котс Н. Н., 1958; Хрустов Г. Ф., 1968]. В качестве одной из важнейших характеристик трудового процесса подчеркивается направленность действий человека в будущее [Кочеткова В. И., 1964], реализация в труде опережающего отражения действительности: в конце процесса труда получается результат, который уже в начале этого процесса имелся в виду в представлении человека. Требовалось различение прошлых деятельностей человека (с сохранением опыта) от деятельности, протекающей в настоящем времени, и от той деятельности, которая программируется на будущее. Такое различение должно бы означать и дифференцировку времени — настоящего, прошлого, будущего, в которых проистекает, завершилась или осуществится деятельность человека. Только при такой дифференцировке времен возможными оказались, по-видимому, закрепление индивидуального опыта, совершенствование организации трудовых процессов, прогнозирование и планирование поведения. Как отмечает Н. Ю. Войтонис (1949), обезьяна как бы всегда во власти настоящего, она отвлекаема каждым новым раздражением.

Выявлена и другая важная тенденция в антропогенезе — становление взаимозависимых соотношений между выраженностью асимметрии мозга и характером трудовой деятельности. Труд для человека оказывается одним из важнейших социальных факторов, способствующих проявлению асимметрий функций мозга. Речь идет, в частности, об особом развитии анализаторных систем, вовлекаемых в обеспечение разных видов труда [Ананьев Б. Г., 1955; Кочеткова В. И., 1964; Шевченко Ю. Г., 1971, 1972, и др.] и о наибольшей асимметризации функций неокортикальных полей, специфичных только для человека.

Именно в трудовых процессах на основе как бы обратной связи проявляется потенциально заложенная право — леворукость [Семенов С. А., 1957], руки совершенствуются как сложный рецептор; складываются динамические системы: мозг — рука, рука — глаз; зрительно-моторно-кинестетическая, зрительно-вестибулярная — определяющие мануальную ловкость, точность оценки пространственных отношений, пластику позы [Давиденков С. Н., 1947; Данилова Е. И., 1979; Klix F., 1983; Hamory Y., 1985, и др.].

Роль труда в становлении человека как социального субъекта раскрывают К. Маркс, Ф. Энгельс.

Одну из главных задач эволюционной теории А. Н. Северцов (1945) видел в выяснении того, «каким образом над наследственным приспособлением появилась надстройка индивидуального приспособительного поведения». По Н. Винеру (1963), «можно сказать, что весьма большая часть филогенетического обучения человека была посвящена возможности онтогенетического обучения».

Признание особой роли функциональной асимметрии мозга в антропогенезе не только не умаляет, а увеличивает значение морфологической эволюции мозга: корреляции увеличения массы мозга со степенью развития неокортекса [Рогинский Я. Я., 1933, 1965; Рогинский Я. Я., Левин М. Г., 1955], цефализации и теленцефализации как общего направления эволюции мозга в филогенезе, дифференцировки неокортикальных формаций с развитием их связей с субкортикальными отделами, формированием спаечных систем [Сепп Е. К., 1959; Блинков С. М., Глезер И. И., 1964; Дзугаева С. Б., 1966]. В решающей перестройке функций была важна совокупность всех взаимосвязанных таксономических признаков гоминид — прямохождение, поддержание вертикальной позы, строения и особого развития кисти, гортани и т. д.

Продолжается дискуссия о морфологическом рубеже между высоко развитым антропоидом и человеком. Опыт антропологии и палеоневрологии говорит о том, что анатомическая детерминация антропогенеза далеко не однозначна. Качественный перелом в характере трудовых процессов, изменивший поведение и всю материальную культуру древних людей, произошел в рамках одной и той же морфологической структуры [Якимов В. П., 1964, 1968]. Поэтому правомерно думать, что решающий шаг в эволюции мозга должен был выражаться в особой организации его функций.

Таким образом, в эволюции были приобретены принципиально новые выражения асимметрии функций полушарий мозга, которые могли определить главные этапы антропогенеза.

 — Появление речи и на ее основе — абстрактного познания. Последнее означает способность познать то, чего нет сейчас в пространстве, досягаемом органами чувств человека, чего он не видел, не слышал, не осязал в прошлом времени. Только таким образом человек стал способным приобщиться к общечеловеческому опыту — знаниям о мире и о самом себе в этом мире, накопленным предыдущими поколениями человечества.

 — Дифференцировка деятельностей человека, осуществленной в прошлом, реализующейся в настоящем времени и той, что состоится в будущем времени. Она стала возможной, по всей вероятности, посредством дифференцировки настоящего, прошлого, будущего в сознании человека. Здесь особо значимо будущее время и обращенность в него психомоторной деятельности человека.

 — Становление человека как социального субъекта. Это обязательно предполагает способность усвоения социальных влияний (обучаемость). Без последней немыслимо формирование полноценной психики, индивидуального сознания человека, включение его в активную социальную жизнь.

 — Формирование таких соотношений между мозгом и психикой человека, которые можно, видимо, обозначить как взаимозависимые. Психическое состояние человека определяется функциональным состоянием его мозга. Но и последнее может измениться вслед за изменением психического состояния в ответ на определенные социальные воздействия, на то, как конкретная ситуация осмысляется, оценивается субъектом. Теперь уже происшедшие сдвиги в функциональном состоянии мозга поддерживают измененное психическое состояние; чтобы его нормализовать, можно воздействовать на мозг. Но здесь нужна достаточная психическая зрелость, возможная лишь при достаточной степени асимметрии функций больших полушарий мозга, чтобы человек усваивал воздействия социальной среды.

Асимметрия функций мозга отражает, по-видимому, ароморфный механизм в эволюции. Под ароморфозом понимается организация мозга, обеспечивающая человеку качественно новые социальные взаимодействия и предметно-деятельностное общение, способствующие повышению эффективности работы и принципиально изменившие тип отношений человека с окружающей средой [Шмальгаузен И. И., 1940; Северцов А. Н., 1947; Завадский К. М., 1967; Ефимов Ю. И., 1981].

Функциональная асимметрия мозга и окружающая среда

Становление формы, дифференцировка правого и левого в живых организмах, и, что для нас сейчас особенно важно, — асимметризация функций половин мозга происходили в конкретных условиях земли. Следовательно, не могли здесь не сказаться глобальные характеристики — гравитация, геомагнитные поля (ГМП), смена дня и ночи, атмосферные и температурные режимы и т. д. Единство всего живого и среды обитания, невозможность независимого от среды существования биологического объекта подчеркивались классиками естествознания — И. М. Сеченовым, И. П. Павловым, А. А. Ухтомским, Б. Л. Астауровым и др.

Еще В. И. Вернадский говорил о том, что проблема начала жизни есть проблема жизненной среды на нашей планете. Для всего живого на земле такой средой является биосфера и новое (с появлением человека) ее состояние — ноосфера. «В строении биосферы есть очень яркая и глубокая особенность, связанная с явлениями жизни, которая до сих пор нигде в другой области не встречается... в полях жизни... резко проявляется преобладание правых или левых явлений... обычно правых». Поэтому «совершенно законно и точно можно говорить об особом состоянии пространства, занятого организмом в процессе жизни, или об особом свойстве жизни делать заметными право-левые свойства пространства, которые другими природными явлениями не вскрываются».

В. И. Вернадский в качестве первой задачи биогеохимического изучения жизни называл проблему, решение которой «имеет огромное не только научное, но и философское значение. Отлично ли реальное пространство живого от косной природы или же все пространство биосферы одинаково диссимметрично, но жизнь может делать видными в ней такие свойства, которые не проявляются в изучаемых нами физико-химических явлениях?»

На современном этапе существования человека окружающая среда выступает не только как имевшая важное значение в происхождении асимметрии функций полушарий мозга животных, человека, но и как среда, которая должна способствовать сохранению уже достигнутой степени асимметрии функций полушарий мозга; среда должна способствовать поддержанию факторов, включенных в обеспечение головным мозгом человека полноценной психической деятельности, адекватной социальной активности человека. Об этом свидетельствуют данные исследований последних десятилетий. Внезапные изменения напряженности ГМП сопровождаются сглаживанием функциональных асимметрий человека, в частности, асимметрии рук [Раевская О. С, Рыжиков Г. В., 1984].

На психическом состоянии человека отражаются изменения силы тяжести — гравитации. Об этом можно думать на основании данных изучения состояний, вызванных «снижением весомости» тела, моделирования этих состояний в гипнозе. При репродуктивном внушении частичной весомости — «гравитационной гипоэстезии», например, с помощью формулы: «Сейчас Вы в скоростном лифте. Он стремительно опускается (поднимается). Ваше тело, все органы стали во столько-то раз легче (тяжелее)». Л. П. Гримак (1978) наблюдал «весьма характерные изменения статической позы: осанка уплощается, нередко испытуемый приподнимается на носках, его руки несколько сгибаются в локтевых суставах и отходят от туловища... согласно словесному отчету испытуемых... они действительно ощущали необычайно приятное состояние легкости, пониженной весомости тела, что делало их движения плавными и свободными... Нередко это субъективное сопровождалось мимикой удовольствия и улыбкой».

В состоянии измененной весомости изменяется и «оценка временных промежутков» [Леонов А. А., Лебедев В. И., 1968]. В первой серии испытуемые должны были определить длительность пребывания в состоянии невесомости, при этом они выполняли ту или другую пробу (работа на координографе, определение заданного мышечного усилия, проба письма и т. д.). Как правило, при первых полетах испытуемые недооценивали время воздействия невесомости: промежуток в 25–40 с воспринимался ими как интервал в 15–20 с. Происходило «субъективное убыстрение течения времени»; почти у всех таких испытуемых наблюдали «положительные эмоции», нередко переходившие «в легкую эйфорию». У тех, кто в невесомости испытывали неприятные ощущения, промежуток в 25–40 с оценивался как минута и более.

В другой серии космонавт по команде экспериментатора должен был воспроизвести 20-секундный интервал. В первых полетах в невесомости у испытуемых также отмечалось «субъективное убыстрение течения времени», но ошибки были незначительны: 21–23 с, в чем, «несомненно, сказался опыт отсчета времени при парашютных прыжках». В последующем космонавты начинали точно воспроизводить требуемый временной интервал. У испытуемых с «недостаточно хорошей переносимостью невесомости наблюдалось субъективное замедление течения времени: 20-секундный интервал они воспроизводили как 16–19 с».

Все испытуемые по реакциям (психофизиологическим) на невесомость разделены на 3 группы: 1 — кратковременную невесомость переносят без заметного ухудшения общего состояния, не теряют работоспособности, испытывают лишь чувство расслабленности, облегчения вследствие потери тяжести своего тела; сюда относятся все космонавты; 2 — в период невесомости испытывают иллюзию падения, переворачивания, вращения тела в неопределенном положении; беспокойство, потеря ориентировки в пространстве, неправильное восприятие окружающего мира и самого себя; может быть нарушение схемы тела, чувство психического отчуждения; 3 — у испытуемых «пространственная дезориентация и иллюзии выражены сильнее», продолжаются на протяжении всего периода невесомости, развиваются признаки морской болезни; иногда — чувство ужаса, крик, повышение двигательной активности; утрачивается контакте окружающими людьми; иногда — состояние, напоминающее «гибель мира» [Шмарьян А. С., 1940].

А. А. Леонов, В. И. Лебедев (1968) ставят вопрос и о том, что восприятие времени может определяться магнитным полем: «...все живые существа, населяющие земной шар, развились и постоянно находятся под воздействием геомагнитного поля... не скажется ли его отсутствие на физиологических и психологических функциях человека, и в частности на восприятии времени? Авторы ссылаются на данные немецких психоневрологов о том, что в периоды магнитных бурь, когда напряженность геомагнитного поля начинает быстро меняться, увеличивается число нервно-психически больных. Авторы допускают возможность того, что с пульсацией геомагнитного поля связана работа «биологических часов» в организме, с ритмом которых соотносятся физиологические процессы.

В 1894 г. П. Кюри по поводу симметрии в физических явлениях высказал следующие положения: «Характеристическая симметрия некоторого явления есть максимальная симметрия, совместимая с существованием явления. Явление может существовать в среде, обладающей своей характеристической симметрией или симметрией одной из подгрупп его характеристической симметрии. Иными словами, некоторые элементы симметрии могут сосуществовать с некоторыми явлениями, но это необязательно. Необходимо, чтобы некоторые элементы симметрии отсутствовали. Это и есть та диссимметрия, которая создает явление... Нет действия без причины. Действия — это явления, для возникновения которых всегда необходима некоторая диссимметрия. Если этой диссимметрии нет, то явление невозможно... Нет причин без действия. Действия — это явления, которые могут возникнуть в среде, обладающей некоторой диссимметрией».

В биоорганическом мире «полностью нарушена зеркальная симметрия» [Гольданский В. И., 1984]. Подчеркиваются два свойства живого. Первое — удивительная способность биоорганического мира однозначно воспроизводить информацию, записанную на молекулярном уровне в его структурах. «Способность живых организмов однозначно воспроизводить уникальную упорядоченность своих молекул, не имеющая аналогий в живой природе, — загадка как самой сущности жизни, так и ее возникновения». Второе свойство — «это чистота зеркальной изомерии биоорганического мира» (наличие только левых аминокислот и только правых Сахаров), которую Л. Пастер, а затем В. И. Вернадский «считали важнейшим признаком жизни. Все в неживой природе препятствует этому». И все же биосфера представляет собой воспроизводящее себя состояние огромного количества молекул, почти абсолютно чистое по составу молекул зеркальных антиподов — кирально чистое состояние [Морозов Л. Л., 1984].

Между историей биосферы и историей общества существует неразрывная связь [Казначеев В. П., 1985]. Научная мысль становится решающим фактором в организации среды. Поэтому именно сейчас приобретают особую актуальность мысли В. И. Вернадского о том, что сам человек «должен понять, как только научная концепция мира его охватит, что он не есть случайное, независимое от окружающего (биосферы и ноосферы) свободно действующее природное явление. Он составляет проявление большого природного процесса, закономерно длящегося в течение, по крайней мере, 2 млрд лет». В. И. Вернадский многократно подчеркивал неразрывную связь человека (человечества) с «материально-энергетическими процессами определенной геологической оболочки земли — с ее биосферой», от которой человек не может быть независимым «ни на минуту».

Говорится об асимметрии биосферы и ноосферы из-за различной интенсивности антропогенных влияний [Алексеев В. П., 1969; Высоцкий Б. П., 1977].

Биосфера — саморегулирующаяся система, сохраняющая свои свойства, устойчивость — симметрию относительно непрерывно происходящих в ней многочисленных преобразований [Водопьянов П. А., 1974; Сетров М. И., 1975]. В ней постоянно взаимодействуют геохимические циклы, биотические круговороты, структура биогеоценозов [Камшилов М. М., 1966, 1976; Сукачев В. Н., 1967; Сидоренко А. В., 1981]. Показана упорядоченность метаболических процессов в биосфере [Малыгин Н. Г., Гребенникова Н. Б., 1984]. Диссимметризующими, определяющими неоднородность биосферы предполагаются гелиофизические, электромагнитные, радиационные воздействия [Пресман А. С, 1968; Дубров А. П., 1974; Чижевский А. Л., 1976; Холодов 10. А., 1980, 1982; Egami F., 1981].

Подчеркивается роль гравитации в двусторонней симметрии наземных животных [Бровар В. Я., 1960; Газенко О. Г. и др., 1965; Коржуев П. А., 1971; Пальмах Л. Р., 1976].

Единство симметрии — асимметрии биосферных процессов прослеживается в информационном аспекте природных взаимодействий, отражающих возрастание упорядоченности и разнообразие среды, потенциальную способность выбора, кодирование и накопление информации из среды в процессе развития [Урсул А. Д., 1966, 1977; Шноль С. Э., 1979; Ward B., Dubos R., 1975].

Возможная роль физической среды в асимметризации функций мозга вытекает из органической связи — коэволюции человека и биосферы [Моисеев Н. Н., 1984; Моисеев Н. Н. и др., 1985].

Но соотношения между реализацией генетической программы и средой, где та программа развертывается, оказывается намного сложнее предполагавшихся раньше [Астауров Б. Л., 1972; Gaito J., 1969; Mayr E., 1974]. Применительно к функциональной асимметрии мозга здесь затрагивается важнейшая проблема антропогенных воздействий [Казначеев В. П., 1985], потенциально способных сказаться (через влияние на структуры биоты) в том, как развертывается асимметрия функций полушарий мозга в онтогенезе человека.

Генетический контроль симметрии — асимметрии функций парных органов человека подтверждается во многих исследованиях [Глезерман Т. Б., 1983; Annet M., 1970; Levy J., Nagylaki T., 1972; Warrington E., Pratt R., 1973]. Более 150 лет назад К. М. Бэр (1950) на ранней стадии тщательно наблюдавшегося им развития куриного эмбриона выявил отчетливые различия в созревании правой и левой сторон. Правая развивается быстрее левой, являющейся как бы рецептивной: слева находится «вход» в пищевой канал, желток. В 1879 г. И. Р. Тарханов описал двигательные реакции «юных животных» на раздражение коры правого и левого полушарий мозга; наиболее «возбудимыми» оказались участки левого полушария; легче вызывались локализованные движения на правой половине тела. «Этот факт, подмеченный на кроликах и собаках, если окажется верным для человека, даст возможность понять причину бессознательного стремления человека пользоваться преимущественно правой конечностью» (1961).

По словам В. И. Вернадского, в конце XIX века Л. Пастер «был почти одиноким мыслителем», который понял космическое значение правизны — левизны, основное ее проявление в живых организмах и в строении химических соединений протоплазмы. Л. Пастер правизну — левизну считал связанной со свойствами космического пространства, предполагал диссимметрию того «особого пространства», которое охвачено живым организмом или соединениями. А в 1940 г. В. И. Вернадский заметил: «...своеобразие левизны — правизны в организмах более глубоко, чем физико-химические их проявления, что связано с геометрическим строением физического пространства, занимаемого телами живых организмов». Правизну — левизну он рассматривал как «чрезвычайно чувствительный индикатор физического состояния пространства. Этот индикатор дает резко различную картину в основных группах природных тел и природных явлений биосферы, в живом веществе и в косной среде» (1975).

В 1944 г. В. И. Вернадский писал: «Все человечество, вместе взятое, представляет ничтожную массу вещества планеты. Мощь его связана не с его материей, но с его мозгом, с его разумом и направленным этим разумом трудом. В геологической истории биосферы перед человеком открывается огромное будущее, если он поймет это и не будет употреблять свой разум и свой труд на самоистребление» (1980). В ноосфере — новом геологическом явлении на нашей планете «впервые человек становится крупнейшей геологической силой. Он может и должен перестраивать своим трудом и мыслью область своей жизни, перестраивать коренным образом по сравнению с тем, что было раньше... Мысль не «есть форма энергии. Как же может она изменять материальные процессы?., Лик планеты — биосфера — химически резко меняется человеком сознательно и главным образом бессознательно. Меняется человеком физически и химически воздушная оболочка суши, все ее природные воды».

Говоря об окружающей человека среде, нельзя не иметь в виду социальные факторы. Только, находясь в социальном обществе, человек с первых дней своей жизни испытывает огромное количество социальных воздействий. Именно последние способствуют развертыванию функциональной асимметрии больших полушарий мозга в начальном онтогенезе человека, поддерживают на определенном уровне уже достигнутую степень асимметрии в молодом и среднем возрасте.

Некоторые прикладные аспекты учения об асимметриях человека

Все более очевидна возможность использования уже накопленных знаний о функциональных асимметриях человека в разных сферах организации общества. Труд в условиях научно-технического прогресса делает необходимым использование этих знаний с целью оптимизации организации, условий труда, обучения детей и профессиональной ориентации оканчивающих школу, профессионального отбора.

Научно-технический прогресс не только облегчает, но и усложняет активную деятельность человека как члена общества, предъявляя к нему во многих современных видах труда чрезвычайно высокие требования. Прогресс определил, в частности новые условия: человек стал работать в среде с ослабленными или усиленными естественными факторами, исторически обусловливавшими эволюцию мозга (гравитация, электромагнитное поле, атмосферное давление, температурный режим). Изменилась деятельность многих людей в условиях современного производства. Так, автоматизация «влечет за собой сокращение до минимума моторных функций человека — оператора за счет очень большого (иногда предельного) расширения его сенсорных функций» [Митькин А. А., 1974].

С развитием техники увеличивается количество объектов и процессов, которые человек должен контролировать одновременно.

Количество приборов в кабине самолета за последние 30 лет увеличилось в 10 раз, а время, отводимое на выполнение отдельных операций, сократилось в 5–7 раз [Ломов Б. Ф., 1981]. Расширился диапазон скоростей процессов, которыми управляет человек. Управляя очень большими скоростями, он должен воспринимать и перерабатывать информацию, принимать решения и выполнять те или иные действия за очень короткий интервал времени. Так, время, в течение которого летчик должен определить положение самолета, выполнить определенное воздействие на него в условиях видимости, составляет 1,35 с, в условиях слепого полета — 1,55 с. Как пишут Б. П. Бугаев, А. И. Прокофьев (1981), за последние 20 лет среди причин летных происшествий «случаи потери пространственной ориентировки или частичной дезориентации занимают не последнее место... Приложение психологических знаний должно идти по пути не только исследований взаимодействия анализаторов, но и в русле разработки инженерно-психологических рекомендаций относительно средств отображения информации». Заметим, что, хотя эмпирически давно используются данные о сенсорных асимметриях в организации размещения индикационных приборов, остается в резерве более полное использование этих знаний для оптимизации условий работы летчика, оператора. Учет асимметрий зрения и слуха может способствовать как раз «оптимальному использованию возможностей сенсорного поля» при проектировании индикационных устройств и «оптимальному использованию возможностей моторного поля» при проектировании пультов управления [Ананьев Б. Г., Рыбалко Е. Ф., 1964].

Упоминая разнообразие условий современных видов деятельности (пониженное и повышенное атмосферное давление, низкие и высокие температуры, замкнутое пространство), Б. Ф. Ломов (1981) пишет, что в условиях невесомости «могут происходить нарушения восприятия пространства и времени, возникать иллюзии, изменяется координация движений». Как многие другие исследователи, он подчеркивает, что человек, работающий с современной техникой, как правило, не имеет возможности наблюдать управляемые процессы непосредственно. Между ним и управляемым объектом вклинивается целая система технических устройств: человек воспринимает не самый управляемый процесс (или объект), а его информационную модель. Человек должен расшифровать, декодировать информацию. Особо важным становится то, как лучше, психологически обоснованно выбрать способ передачи информации человеку, электронно-вычислительной машине (ЭВМ). В этом существенную помощь могут оказать современные знания об асимметриях парных органов человека, в частности, о сенсорных асимметриях: «формирование кода с использованием принципа наглядности, т. е. соответствия вида представленного стимула схеме умственных представлений о реальности в отображенном стимуле, повышает точность интерпретации в 2–3 раза на фоне снижения эмоционального напряжения» [Бугаев Б. П., Прокофьев А. И., 1981]. О том, насколько актуальна оптимизация соотношений человека и машины, свидетельствуют приводимые Б. Ф. Ломовым цифры: из-за ошибок человека-оператора в США происходит 70 % летных происшествий, более 50 % отказов в работе разного рода устройств, более 60 % аварий на флоте и т. д. Ошибки происходят из-за того, что человек-оператор не успевает вовремя отреагировать на внезапный сигнал; неверно воспринимает и оценивает какую-либо информацию; не успевает переключить внимание с одного прибора на другой. В инженерной психологии, как пишет Б. Ф. Ломов (1981), сначала основное внимание уделялось строению тела человека и динамике рабочих движений и «на основе данных антропометрии и биомеханики разрабатывались рекомендации к рабочему месту человека и используемым им инструментам». Затем основное внимание уделялось физиологическим свойствам человеческого организма, а сейчас — психологическим его свойствам. Во всех упомянутых автором звеньях, по-видимому, можно использовать не перечисляющиеся им среди других возможностей индивидуальные особенности каждого человека, выражающиеся в его профиле асимметрии. Об этом пишет В. К. Широгоров (1976), в работе которого затрагивается вопрос о том, насколько удобна организация рабочего места летчика для лиц с разным профилем асимметрии. Маневрирование самолета по высоте, курсу и другим параметрам полета осуществляется в первую очередь «посредством активной работы летчика с ручкой управления, имеющей стандартное расположение под его правую руку. Управление работой двигателя производится воздействием левой рукой на ручку сектора газа»; требуется координированная работа обеих рук. «особенно интенсивной по обилию и сложности движений для правой руки. Работой именно этой руки летчик выполняет основную часть сложной задачи выдерживания заданных параметров полета» машины в постоянно меняющихся условиях среды; автор предполагает, что высокий уровень двигательной активности правой руки является «одним из главных условий успешного пилотирования самолета».

Специалистами ВВС Норвегии обнаружено, что среди летчиков, допускавших летные происшествия и предпосылки к ним, леворуких оказалось 31,6 %, тогда как они составляют 7,6 % среди всех летчиков [Gerhardt R., 1959]. Относительное число левшей в процессе обучения летной деятельности и самой работы становится меньше, чем при наборе желающих, ввиду их естественного отсева [Gedey J., 1964]. А. Г. Федоруком осуществлено исследование, в котором качество профессиональной деятельности летчика сопоставлялось не просто с право- и леворукостью, а с профилем асимметрии, который определялся на основе уточнения функциональной асимметрии рук (она выражалась количественно в виде коэффициента правой руки (К_Пр), ноги, зрения (прицельная способность) и слуха (дихотическое предъявление слов) и асимметрия выражалась количественно в виде коэффициента правого уха (К_Пу). При определении асимметрии рук, ног автором не только учитывались анамнез и самооценка испытуемых; применялись специальные тесты и, что важно, функциональные пробы, в которых особо заметно преобладание одной из рук. Показано преимущество такого многостороннего определения индивидуального профиля асимметрии испытуемого, чем учет лишь право- или леворукости. Оказались значимыми левые признаки асимметрии не только рук, но и зрения и особенно — слуха.

О качестве деятельности судили [Гюрджиан А. А., Федорук А. Г., 1980] по служебным характеристикам, субъективному отчету летчика о трудностях, частоте и о характере испытываемых иллюзий пространственного положения своего тела, управляемой им машины. Так, у летчика, испытывающего иллюзии пространственного положения, трудности при полете строем, уставание правой руки, отмечены: К_Пр=18 %, К_Пу=19 % при ведущем в прицельной способности правом глазе; диагностирована нейроциркуляторная дистония по гипертоническому типу. У второго летчика, испытывающего трудности в полетах, освоении новых видов полета, допускавшего ошибки в технике пилотирования, «граничащие с предпосылками к летным происшествиям», К_Пр =0, К_Пу = 12 % при ведущем в прицельной способности левом глазе; диагностирована язвенная болезнь двенадцатиперстной кишки, эмоционально-вегетативная неустойчивость.

Приведенные примеры говорят, что важна не только право- и леворукость, а совокупность всех признаков моторной, сенсорной и психической асимметрий. Авторы отмечают, что среди летчиков есть леворукие, отличающиеся высокими профессиональными данными. Поэтому актуально определение асимметрий возможно большего числа парных органов и важно уточнить, какое из полушарий мозга доминирует в отношении функций речи и формирования общего двигательного поведения. По-видимому, у тех праворуких, кто обнаруживает низкое качество летной деятельности, имеются левые асимметрии или симметрия других парных органов. Они в чем-то другом — левши. У левшей, по G. Rehberg (1968), D. Beaty (1969), часты ошибки в определении направления полета, порядка цифр при считывании приборной информации; вместо правого двигателя они включают левый и наоборот.

Необходим учет не только право- леворукости, но и всех сопряженных с ней асимметрий — симметрии других парных органов. Сравнивая показатели асимметрии и симметрии рук, ног, зрения, слуха у летчиков и лиц нелетного состава в возрасте 18–35 лет, А. Г. Федорук совместно с В. А. Бодровым (1985) показал большую частоту правых асимметрий у летчиков, особенно у летчиков I класса. Значима асимметрия не только рук, но и ее сочетание с неравенством правых и левых глаз, ушей. Как и для операторов, менее значимой для летчиков оказалась асимметрия ног. У летчиков I класса правая асимметрия рук обнаружена в 95,3±2,1 %, зрения — в 80,4±4,3 % и слуха — в 95,1±1,8 %. Подводя итоги, В. А. Бодров, А. Г. Федорук заключают: «правый профиль функциональной асимметрии летчиков в наибольшей степени отвечает требованиям оптимального функционирования при восприятий информации, ее переработке, принятии решения и реализации управляющих действий по пилотированию самолета», а лица с неправым профилем нередко обнаруживают значительно худшее качество деятельности, плохо ориентируются в пространстве, а в стрессовой ситуации проявляют «неуравновешенность, раздражительность, беспокойство».

Летная и операторская деятельность сопряжена с возможностью аварийных ситуаций. Исход последних зависит и от того, насколько нервно-психические возможности, проявляющиеся в рамках индивидуального профиля, асимметрии, соответствуют требуемым. Для летчика, оператора обязательна, в частности, способность к антиципации — умение «предугадывать грядущую опасность на основе некоторых признаков, проявляющихся в ходе обычно протекающей динамической ситуации» [Геллерштейн С. Г., 1966] или «действовать и принимать решения с определённым временно-пространственным упреждением в отношении ожидаемых будущих событий» [Ломов Б. Ф., Сурков Е. Н., 1981]. Способность к антиципации и к своевременной ликвидации аварийной ситуации проявляется, наверное, в большей степени в рамках правого профиля асимметрии. Сравнив сочетания асимметрии и симметрии разных парных органов 3 групп летчиков (1 — с хорошим, 2 — с удовлетворительным и 3 — плохим качеством деятельности), обнаружили сочетание «правая рука — правое ухо» у всех летчиков первой, у 79,1 % летчиков второй и у 60,8 % третьей группы. Сочетание «правая рука — правый глаз» обнаружилось у 99,4 % первой, у 93 % второй и у 84,9 % третьей группы летчиков.

То. что в аварийной ситуации наибольшую способность к антиципации обнаруживают летчики первой группы, то есть лица с правым профилем асимметрии, может, по-видимому, свидетельствовать о том, что «усиление» их нервно-психических возможностей на момент аварийной ситуации и ее предупреждения может достигаться через увеличение функциональной асимметрии полушарий мозга. Косвенным проявлением такого увеличения может быть увеличение моторных и сенсорных асимметрий. В литературе есть немногочисленные данные, подтверждающие такое предположение. В. К. Широгоров (1976) показал изменения двигательных и сенсорных асимметрий, а также асимметричное изменение систолического, диастолического давлений на правой и левой руке после одного, двух, трех полетов

В нашей работе [Доброхотова Т. А., Федорук А. Г., Брагина Н. Н., 1983] изучалось изменение величин К_Пу до и после воздействия на летчиков факторов деятельности (радиальных ускорений в направлении «голова — таз») в течение 30 с. Первую группу составили летчики с хорошим качеством профессиональном деятельности, здоровые. Вторую — летчики, значительно хуже справляющиеся с работой и обнаруживающие так называемые функциональные заболевания нервной системы. Исходно высокий (35,2±6,1 %) К_Пу в первой группе увеличивался примерно на 15 % при воздействии факторов деятельности; напротив, у летчиков второй группы исходно низкие значения уменьшались примерно на 4 % (рис. 1, А, Б). У летчиков, хорошо переносящих воздействие радиальных ускорений и отличающихся эффективной профессиональной деятельностью, К_Пу увеличивается, а у тех, кто переносит это воздействие плохо, К_Пу уменьшается при воздействии этого фактора (рис. 1, В, Г).

---

---

Таким образом, качество деятельности оператора или летчика определяется (в числе многих других факторов) такими параметрами, как профиль функциональной асимметрии (лучшими по эффективности деятельности становятся лица с правым профилем асимметрии), выраженность асимметрий (средние значения К_Пр и К_Пу больше у летчиков и операторов с хорошим качеством деятельности и меньше у тех, для которых эта деятельность трудна), подвижность асимметрий (например, увеличение показателей асимметрии при воздействиях факторов деятельности). Привлекает внимание и возникновение функциональных заболеваний у лиц, выбирающих в качестве профессиональной летную или операторскую деятельность и имеющих смешанный профиль асимметрии (за счет левых асимметрий или симметрии рук или глаз или ушей).

Подобные изложенным данные получены при изучении водителей автомобильного транспорта. Р. И. Турашвили, Г. Г. Базылевич (1982) отметили ухудшение качества профессиональной деятельности, водителей, имеющих левые асимметрии или симметрию рук, зрения, слуха; у лиц с «сглаживанием функциональной асимметрии и нарастанием удельного веса симметрии» часты нарушения правил дорожного движения, допущения предпосылок к автодорожным происшествиям.

Есть работы, свидетельствующие о том, что в условиях принятого во многих странах мира правостороннего движения больше страдает (в автодорожных происшествиях) левая сторона автомобиля. Этот факт учла известная автомобильная фирма «Даймлер — Бенц», решившая укреплять самые опасные места автомобиля: слева в передний бампер встроить амортизатор, все пустоты в левой передней части кузова заполнить пенопластом.

Выше речь шла в основном о тех видах деятельности, где необходимо быстрое реагирование на очень быстро меняющиеся ситуации. Но в современном производстве есть виды работ. связанных с контролем и управлением процессами, протекающими очень медленно. Например, монотонная деятельность рабочего поточно-конвейерного производства. В условиях такой монотонной деятельности после автоматизации моторных навыков «в работу включается преимущественно правое полушарие, что приводит к его более выраженной активности при одновременном снижении активности левого полушария»; это является одной из причин сопутствующего монотонной деятельности понижения психической активности и снижения производительности труда; монотонную деятельность успешнее выполняют лица с малой выраженностью асимметрии мозга, в частности женщины [Колодынский А. Д., 1984].

В литературе все более активно обсуждается вопрос о том, как отражаются факторы деятельности на состоянии функциональных асимметрий человека, что неизбежно означает то, как условия работы сказываются на нервно-психической деятельности человека. Так, в условиях невесомости возникает «совершенно особый, специфический вариант профессиональной гипокинезии» [Лобзин В. С., Михайленко А. А., Панов А. Г., 1973]. К настоящему времени накоплены убедительные данные в пользу того, что функциональные асимметрии человека подвижны, они усиливаются или, напротив, функции парных органов становятся более симметричными в результате длительного практического опыта. Например, с увеличением стажа игры у теннисистов увеличивается разница между правой и левой руками по силе [Ильин Е. П., 1962], при этом нарастает симметрия монокулярных систем в локализации предмета в пространстве [Матова М. А., 1980].

В эпоху научно-технического прогресса в связи с освоением новых территорий, глубин океана, космического пространства особую актуальность приобретает изучение адаптации человека к условиям, незнакомым ему по прошлому опыту. «Самое непосредственное отношение к проблеме адаптации и сохранения (или нарушения) здоровья в условиях стресса» имеют современные представления о физиологии и психофизиологии сна и учение о функциональной асимметрии мозга [Ротенберг В. С, Аршавский В. В., 1984]. Предлагается концепция поисковой активности — «новая концепция поведения, тесно связанная с целым рядом развиваемых параллельно гипотез и теоретических моделей».

Здоровые испытуемые в возрасте 22–23 и 20–50 лет исследовались при экстренной смене климато-географических условий (перелеты). Они должны были определить длительность гудка, подаваемого через стереофонические наушники на правое или на левое ухо. Через минуту после обучения испытуемый воспроизводил длительность гудка и размыкал ключ рукой, соответствующей стороне подачи гудка. Доминирование активности левого полушария (лучшее определение длительности гудка, предъявляемого на правое ухо) отмечено в первые дни после перелета; с 4-го дня адаптации оно сменяется большей активностью правого полушария мозга [Леутин В. П., Дубровина Н. И., 1983].

Наибольшая выраженность изменений состояния человека в ходе приспособления достигается к 3-му дню, и процессу адаптации сопутствует повышенная активность правого полушария [Колышкин В. В., 1984].

С помощью заполнения социометрической анкеты, определения неравенства рук, зрения, слуха определялся профиль асимметрии 2 групп испытуемых. Первая — 306 рабочих экспедиционно-вахтовых бригад, постоянно проживающих в Саратовской области, после перелета в Сургут при 12-часовом режиме труда и отдыха с продолжительностью вахты в 14 дней. Вторая — 258 водителей автотранспорта, постоянно проживающих в Новосибирске и работающих в первую смену. Средний возраст — 33,9 года. Установлены 4 профиля асимметрии. Левый: левые асимметрии по 4 или 3 показателям — у 10,8 % вахтовых рабочих и у 5,8 % водителей. Симметричный: симметрия по всем показателям — у 23,8 и у 7 % соответственно. Смешанный: правая асимметрия по 2 показателям сочетается с левой асимметрией или симметрией по другим — у 21,6 % и у 35,7 % соответственно. Правый: правые асимметрии по 3 или 4 показателям — у 43,8 и 51,6 % соответственно. Профили асимметрии сопоставлены с частотой артериальной гипертензии (от 160 до 95 мм рт. ст. и выше); она у вахтовых рабочих с правым и смешанным профилем асимметрии выявлялась в 3 раза чаще, чем у рабочих с левым и симметричным профилем. Такой зависимости у водителей не выявлено. У рабочих с правым профилем асимметрии «стойкая активация правого полушария из-за систематических нагрузок на механизмы приспособления к быстро меняющимся условиям... непосредственно влияя на диэнцефальный отдел мозга, приводит к появлению гипертензии» [Леутин В. П., Николаева Е. И., 1985]. Ссылаясь на опубликованные данные о возможной функциональной связи правого полушария мозга с диэнцефальным отделом [Каменская В. М., Брагина Н. Н., Доброхотова Т. А., 1976], авторы предполагают, что «в экстремальных условиях преимущество получают лица с наименьшей специализацией полушарий мозга» и что у лиц с левым и симметричным профилем «тесной связи правого полушария с диэнцефальным отделом мозга не выявляется, напротив, полушария их мозга симметричны по взаимоотношению со срединными структурами».

Изложенные исследования демонстрируют целесообразность более полного определения профилей асимметрии с уточнением неравенства функций возможно большего числа парных органов человека с тем, чтобы изучат], особенности адаптации к новым условиям лиц с разными профилями асимметрии. В разработке проблемы адаптации важны данные и о том, что уровень работоспособности, быстрота наступления утомления различна у лиц с правым и неправым профилями асимметрии [Кураев Г. А., 1983; Коган А. Б., Кураев Г. А., 1986].

При описании моторных и сенсорных асимметрий уже приводились конкретные данные об особенностях профилей асимметрии спортсменов и о том, как можно использовать знания о феномене асимметрии человека в подготовке спортсменов. Рассмотрим общие проблемы. Главные из них заключены в диссоциации: с одной стороны, нельзя не заметить того, что асимметрии функций парных органов человека учтены в правилах проведения спортивных состязаний (хотя эти асимметрии учтены здесь эмпирически, и но существу еще не осмыслены их значение и важность спортивной физиологией, психологией и т. д.); с другой стороны, до сих пор отсутствует единство взглядов на целесообразность использования уже накопленных в этой области знаний в тренерской работе, в обучении юных спортсменов с целью достижения наивысших показателей в разных видах спорта.

А. Б. Коган и соавт. (1982) отмечают важность учета профиля асимметрии в отборе и подготовке спортсменов. Выбор ведущей руки в фехтовании, ведущего глаза в стрельбе, стопки в боксе и борьбе, учет направления вращения при выполнении различных элементов у гимнастов, акробатов, фигуристов обычно определяется «в результате интуитивного подхода тренера и самого спортсмена или в результате сложившихся традиции в данном виде спорта», и там, где это связано со сложнокоординированными двигательными актами, имеет смысл определять предварительно «степень зрительно-моторного доминирования».

Теоретический и практический аспект использования знаний об асимметриях функций парных органов человека в спорте наиболее полно обсуждается в исследованиях В. М. Лебедева, подчеркивающего необходимость их учета «в решении вопросов физиологии спорта... Возможность такого подхода диктуется самой природой человеческого организма, а необходимость — еще далеко не выясненным значением этого явления в практике спорта» (1970). Возражая против рекомендаций А. Л. Поцелуева (1960) — «более широкого использования приемов „симметричной” тренировки, особенно в работе с начинающими спортсменами и детьми», В. М. Лебедев пишет: «Традиционность взглядов на желательность равнозначного владения конечностями (основными рабочими органами) в спортивных действиях больше отражает наше отношение к окружающему, чем учитывает реально существующие ситуации, закрепленные в процессе эволюции. Природа создала асимметричность морфо-функциональной организации для того, чтобы ею пользоваться... Чем сложнее по координации двигательное действие, тем асимметричнее их координационная закрепленность. И это, надо полагать, не случайно. Биологическая система не может, по-видимому, позволить себе роскошь так же совершенно пространственно дублировать сложно координированные действия». Освоение же спортивных приемов в неведущую сторону В. М. Лебедев считает необходимым не как стремление добиться равнозначности их осуществления, а как одно из средств двигательной компенсации, «разгрузки» ведущей стороны, чувственного контрастного подкрепления и, возможно, выявления рельефности ошибок.

Основную идею своих исследований — целесообразность учета индивидуального профиля асимметрии спортсмена в моменты тренировок, — В. М. Лебедев демонстрирует на примере разных видов спорта. Когда он рассматривает закономерности легкоатлетического бега, то ставит вопрос о том. почему правило проведения соревнований по этому виду спорта (как и в конькобежном спорте) сложилось в направлении против часовой стрелки? В. М. Лебедев не нашел в литературе ответ на этот вопрос и провел эксперимент: 10 спортсменов совершили попытку пробежать 200 м в направлений против часовой стрелки и показали при этом результат 25,7 с, а по часовой стрелке — 26,4 с. Возможно, само правило сложилось при неполно осознанном учете профилей асимметрии большинства, в частности, того, что у этого большинства шаг ведущей правой ноги длиннее, чем шаг неведущей левой ноги.

В. М. Лебедев отмечает асимметричное пространственное распределение технических действий в спортивной борьбе. «Коронные» приемы в условиях соревнований выполняются спортсменом преимущественно в одну удобную для борьбы — левую сторону. Справа налево проводится 92–96 % приемов. По В. М. Лебедеву, субъективное ощущение «удобства» в выборе одной из сторон при выполнении приемов в начале обучения — серьезное обстоятельство, которое должно учитываться тренерами.

Анализируя акробатику, В. М. Лебедев задается вопросом: безразлична или небезразлична сторона поворота вокруг вертикальной оси при прыжке вверх? Приводит ответы 43 тренеров, 37 из которых предпочтительной считают левую сторону; убежденность тренеров в этом растет по мере накопления опыта, как и убежденность в нецелесообразности двустороннего освоения упражнений. В. М. Лебедев наблюдал 10 спортсменов, выполнявших 7 упражнений (повороты в прыжке, кувырки, перевороты, перекаты), осуществление которых требует зрительного, вестибулярного, проприоцептивного контроля. Оказалось, что с ростом мастерства увеличивается асимметричность вращения. Автор определял точность поворота на 90°, 180° и 270° с открытыми и закрытыми глазами; совпадение толчковой ноги с направлением поворота; совпадение направлений рефлекторного поворота головы и поворота; точность дифференцировки мышечных усилий после выполнения акробатических упражнений и во время полета.

В теории и практике спорта важным является вопрос о поединках, в которых встречаются праворукий и леворукий спортсмены. В. И. Огуренков (1972), описывая особенности боксеров, отмечает, что несмотря на худшие показатели по некоторым частным признакам двигательного поведения (худшую реакцию в сгибании и разгибании туловища, ног), боксеры-левши по сравнению с правшами имеют преимущества. У них более симметрично развиты руки. Они «вызывают чувство неудобства у противников из-за необычной манеры вести спортивный поединок». Специалистами сформулированы рекомендации, которые могут быть полезными и тренерам, и спортсменам. Например, указание на то, что «боксеру-левше в период подготовки к бою с боксером-левшой надо выполнять технико-тактические действия таким образом, как это делают боксеры-правши при встрече с правшой, то есть как бы в зеркальном отображении» [Огуренков В. И., 1972].

Природная склонность к право- и леворукости и сопряженные с каждой из них сенсорные асимметрии проявляются (реализуются) в конкретных условиях. Идеальной, вероятно, была бы такая организация уклада жизни, которая способствовала бы максимальному раскрытию природных склонностей каждого члена общества. Но пока условия жизни в человеческом обществе приспособлены для большинства его членов-правшей. Левше «приходится терпеть многочисленные неудобства, живя в нашем праворуком мире» [Гарднер М., 1967], где, «несмотря на природную одаренность», они находятся «в менее благоприятных условиях деятельности, чем правши» [Ананьев Б. Г., 1963].

Бытовая техника, размещение индикационных приборов, пульты управления на производстве и на всех видах наземного, воздушного, водного транспорта рассчитаны на праворуких. К ним, как считается с давних пор, могут вполне приспособиться леворукие, если их переучить. Но все больше данных заставляют думать, что дело обстоит сложнее. Леворукие лица, переученные родителями или в школе так, что они пишут уже правой рукой, продолжают обнаруживать «более тонкую координацию... произвольной активности левой руки, что и используется в быту». Они часто пишут правой рукой, а рисуют левой [Руднев В. А., Боброва Л. В., 19821.

Наш клинический опыт свидетельствует о том, что переученный левша, приспособивший себя к неудобному для него правому типу двигательного поведения, сохраняет отличающие его от правши особенности в сенсорной сфере, целостной нервно-психической деятельности, что в клинике очаговых поражений мозга проявляется в виде особых, у правшей невозможных феноменов.

Не случаен вновь возросший интерес к вопросу о том, следует ли переучивать или сохранять леворуких детей такими, какими они должны быть по природным свойствам? Этот вопрос представляется более значимым, чем принято думать. Речь идет о сохранении психического здоровья: у переучивающихся детей описаны пограничные нервно-психические расстройства [Чуприков А. П., Казакова С. Е., 1985]. С другой стороны, данные изучения индивидуальных профилей асимметрии побуждают думать о целесообразности (необходимости) дифференцированного подхода, решая вопрос о переучивании по отношению к каждому ребенку и учитывая при этом показатели функциональных симметрии или асимметрии не только рук, но других парных органов движений и чувств.

Так, ребенок может быть леворуким, но обнаруживает правые асимметрии в дихотическом прослушивании слов и в прицельной способности глаз. Напротив, праворукий ребенок может быть левшой в слухе или зрении. Едва ли может быть однозначным решение вопроса в отношении детей с разными сочетаниями леворукости с другими асимметриями — симметрией. Вряд ли сохраняют силу имеющиеся в литературе высказывания, основанные на учете только моторных асимметрий: борьба за гармонию в физическом воспитании должна быть связана с проблемой устранения функциональной асимметрии рук [Поцелуев А. А., 1960]; у праворуких «бездеятельность левой руки ослабляет ее силу и работоспособность» [Аркин Е. А., 1948]. Более адекватными представляются противоположные взгляды. Так, «движение за устранение праворукости» считается нецелесообразным [Ильин Е. П., 1962].

Обучение детей любому виду деятельности может стать более эффективным, если оно ведется с учетом профиля асимметрии каждого. Белорусские специалисты по технической подготовке юных футболистов установили, что в возрасте  9–1 1, 15 и 17 лет лучше и быстрее усваиваются навыки ведущей (у большинства — правой) стороны, а в возрасте 12½ — 13½ и 15½ и 16½ лет — неведущей. Авторы говорят о «сторонней флюктуации асимметрии» мышечно-суставной чувствительности, тонуса мышц и температуры кожи мальчиков 9–17 лет. Достоверное обострение мышечно-суставной чувствительности ведущей стороны отмечают в возрасте 10, 11, 15 и 17 лет, а неведущей — 13 и 16 лет. Поэтому М. Г. Бозененков, В. М. Лебедев, Р. Н. Медников (1975) считают наиболее благоприятными для тренировки навыков неведущей ноги этапы естественного активного формирования ее навыков:  12–1 3½ и 15½ — 16½ лет.

В «антропометрических особенностях двигательного аппарата» отмечается, что движения правой руки совершаются быстрее слева направо, чем наоборот, и еще быстрее — сверху вниз. Точность установки рукояток поворотного типа (без контроля зрения) наиболее высока на точках шкалы, соответствующих 9, 12 и 15 ч. Установка стрелки в верхнем левом секторе связана с постоянной положительной погрешностью, в верхней правой — с отрицательной [Котик М. А., 1978]. Человеку свойственно устанавливать рукоятку в более вертикальное положение, чем требует задача.

В профессиограммах — описаниях социально-экономических, производственно-технических, санитарно-гигиенических, психологических и других особенностей массовых профессий, а также в психограммах — характеристиках требований, предъявляемых профессией к психике человека [Дмитриева М. А., Крылов А. А., Нафтульев А. И., 1979], как правило, нет указаний на необходимость учета профиля асимметрии в профессиональном отборе. Между тем из изложенного очевидно, что, например, эффективному выполнению деятельности летчика, оператора способствует сочетание правых асимметрий рук, зрения, слуха; здесь менее значима асимметрия ног, приобретающая особое значение для футболиста. Сейчас уже достаточно оснований думать, что учет профиля асимметрии в профессиональных ориентации и отборе привели бы к повышению производительности труда, уменьшению числа аварийных ситуаций, сохранению психического здоровья каждого члена общества.

Особо следует подчеркнуть возможность использования данных изучения функциональной асимметрии мозга в практическом здравоохранении, в частности, в реабилитации больных с различными нервно-психическими заболеваниями. В составлении программы восстановительных занятий должен учитываться тот факт, что при избирательном поражении правого и левого полушарий мозга несходны изменения эмоционального поведения, личности больных, их отношения к своему заболеванию. Так, левосторонняя гемиплегия, или парез при поражении правого полушария может сочетаться с гемисоматоагнозией, нарушениями праксиса (конструктивного, одевания), левосторонней пространственной агнозией, эйфорией, личностной демобилизованностью, анозогнозией.

По наблюдениям К. Ф. Канарейкина, С. В. Бабенковой (1973), выздоровлению больных с поражением теменных отделов правого полушария мозга препятствуют нарушения схемы тела и ориентировки в пространстве, астерогноз, левосторонняя пространственная агнозия; при их наличии требуется разработка специальных восстановительных приемов. Поражение правой теменной области рассматривается ими как «существенная помеха для восстановления навыков»; эффективность реабилитации хуже при сочетании двигательных нарушений с расстройствами восприятия, конструктивной апраксией, чем при сочетании двигательных нарушений с нарушениями схемы тела и анозогнозией. Эти больные «утрачивают правильное представление о левой половине своего тела, о наличии и степени дефекта в левых конечностях», как и о гемианопсии, гемианестезии. Они теряют ориентировку в левом экстраперсональном пространстве. Восстановление движений затрудняется из-за аспонтанности, отсутствия интереса к лечению, невыполнения рекомендаций специалиста по реабилитации. Так, больной не пользуется левой рукой при умывании, одевании, ходьбе, если даже возможны в ней произвольные движения. Поэтому необходим учет особенностей нарушений психики больных, когда речь идет о восстановлении их двигательных функций [Столярова Л. Г. и др., 1982]. Зрительногностические функции восстанавливаются быстрее и полнее у больных с поражением левого полушария мозга [Меерсон Я. А., 1982].

В последнее время намечаются подходы к разработке дифференцированных мер реабилитации больных, в картине заболевания мозга у которых особое место занимают психические нарушения. Они основаны на учете различий структуры дефекта психической деятельности больного [Кроткова О. А., 1982; Цветкова Л. С, 1985]. Так, в реабилитации больных с нарушениями зрительногностических функций эффективна восстановительная работа, начатая не позднее 2 мес от начала заболевания и направленная на тренировку анализа сложных зрительных стимулов с использованием сохранных зрительных функций [Меерсон Я. А., 1982].

Все более отчетливы перспективы использования знаний об асимметриях полушарий мозга в медикаментозном лечении больных. Об этом свидетельствуют, во-первых, клинический опыт и, во-вторых, результаты экспериментального изучения различных лекарственных препаратов.

О возможном избирательном влиянии разных препаратов на функциональное состояние правого или левого полушарий мозга можно думать, наблюдая за тем. как восстанавливаются психические процессы при включении в терапию различных нейро-психотропных препаратов. Можно сослаться на опыт лечения больных эпилепсией с различными по структуре эпилептическими припадками.

При лечении больных с психомоторными препаратами эффективен карбамазепин (тегретол, финлепсин, стазепин) по сравнению с другими противосудорожными средствами [Болдырев А. И., 1984]. Психомоторные же припадки возникают у правшей при расположении очага эпилептической активности в лобно-височных отделах левого полушария [Чебышева Л. Н., 1977; Тетеркина Т. И., 1985]. Последнее обстоятельство позволяет думать, что эффективен этот препарат в лечении больных с психомоторными припадками потому, что он способствует нормализации парной работы полушарий, нарушенной из-за дисфункции передних отделов левого полушария мозга. Данные, полученные в последние годы, могут быть рассмотрены как свидетельствующие о возможности того, что индивидуальная реакция на различные медикаментозные препараты определяется, в частности, профилем асимметрии больного. Сопоставлялись изменения показателей функциональных асимметрий и частоты, структуры припадков в ходе лечения больных противосудорожными препаратами [Тетеркина Т. И., 1985]. У одних больных припадки стали редкими или исчезли, а показатели асимметрии мозга приблизились к присущим большинству здоровых лиц. У других больных припадки сохраняли прежнюю частоту или даже учащались, сохранялись прежние показатели асимметрии, инверсия соотношения К_Пр/К_Пу либо эти показатели (и до начала лечения бывшие резко иными, чем у большинства, за счет левых асимметрий или симметрии изученных парных органов) еще больше отдалялись от таковых, присущих большинству здоровых лиц. Эти данные пока позволяют лишь поставить вопрос о возможной зависимости реакции каждого человека на тот или иной препарат от индивидуального профиля его асимметрии.

Есть указания на то, что при введении алкоголя нарушаются прежде всего функции правого полушария мозга [Fabian M. S. et al., 1984]. Введение в организм предшественника серотонина — левой формы триптофана, — приводит к заметному снижению спонтанной двигательной активности, оказывает седативный эффект [Матвеев В. Ф., 1976]. Предшественник дофамина, содержащегося в основном (около 80 %) в структурах экстрапирамидной системы мозга — L-ДОФА вызывает психомоторную активацию (вплоть до возбуждения), беспокойство, усиление речевых процессов, а у больных шизофренией — зрительные и обонятельные галлюцинации [Birkmayer W. et al., 1974]. Изучая сравнительную эффективность L-ДОФА и левой формы триптофана в лечении больных с очаговым поражением мозга с помощью нейропсихологического метода, В. М. Поляков (1986) предположил, что первый препарат как бы способствует быстрому восстановлению психических процессов, зависимых от левого полушария мозга, а второй — психических процессов, зависимых от правого полушария. При введении L-ДОФА описаны психозы [Moskovitz С. et al., 1978], в структуре которых отмечены нарушения восприятия внешнего мира и собственного телесного «Я». В экспериментах на животных Е. А. Громова (1976) при введении триптофана отметила, что облегчалось «извлечение из долговременной памяти информации о прошлых событиях».

Обсуждение прикладных аспектов изучения функциональной асимметрии мозга человека можно закончить указанием на то, что в литературе высказывается мысль о возможности использования уже накопленных знаний о различном функционировании полушарий в их парной работе в разработке проблемы создания машин искусственного интеллекта. Примечательным нам представляется мнение о невозможности воспроизведения «правополушарных» психических процессов.

А. Н. Колмогоров (1964) пишет: «...условные рефлексы свойственны всем позвоночным, а логическое мышление возникло лишь на самой последней стадии развития человека. Все предшествующие формальному логическому мышлению виды синтетической деятельности человеческого сознания, выходящие за рамки простейших условных рефлексов, пока не описаны на языке кибернетики». По Ю. Д. Апресяну (1986), «правополушарные» явления составляют одно из препятствий, в частности, в области машинного перевода: «проявления нашего сознания» (в том числе и на уровне невыразимых фигур) подчас в принципе не «ухватываются» никаким лингвистическим устройством. «Если мы не можем воспроизвести на машине работу правого полушария», то должны ли мы признать, что оно непознаваемо? — спрашивает А. В. Ахутин (1986).

О необходимости определения адекватного методологического подхода к проблеме создания искусственного интеллекта в технических устройствах, о чрезвычайной сложности самой проблемы, равной сложности формирования сознания асимметричным мозгом человека, говорит В. П. Зинченко (1986): «Профессионалы в области вычислительной техники привыкли судить о процессе мышления, т. е. о малознакомом для них предмете, лишь по его результату, что, впрочем, естественно, так как этот процесс в значительной своей части скрыт от самонаблюдения. Другими словами, они рассматривают и анализируют предмет (и результат) мышления, а не мышление как предмет (и как деятельность), так же доступный анализу... В настоящее время можно имитировать лишь самую незначительную часть умственных способностей человека — их операционально-технический компонент».